Как защитить память от воспоминаний, от лунного отражения солнца, от того, что было и погасло, как гаснут звёзды на рассвете. Никак. И слава Б-гу. При ясной погоде, не сегодня-завтра звёзды сквозь суету земных забот снова появятся на небосводе, а человек после его ухода из земной жизни – вряд ли.
Другое дело творческий человек, другое дело поэт, другое дело детский поэт. Он не хочет отпускать нас, его стихи не занозой, а праздником вонзаются в наши сердца и души и смешат, и радуют, и возвращают его нам, а нас – на самую большую и любимую родину по имени детство.
Орлов был и солнцем и небом одновременно. Он светил ярко, а его талант вместе с душой, трепетной и незащищенной, как и подобает ангелу, парил в горних высях и с этих высот незримых посылал нам через детские центральные издательства, живущие далеко от Симферополя, в столице тогда ещё необъятной страны Москве, свои неповторимые книжки.
8 сентября ему исполнилось бы 80 лет. Но он живёт, потихоньку стареет, а стихи его, по закону гениальности, молодеют и каждый раз, в зависимости от времени года, от нашего собственного состояния души приносят всё новые и новые смыслы, так необходимые в этом одиноком мире.
Я не думаю, что открою большой секрет или великую тайну, если скажу, что много лет дружил с Владимиром Натановичем. Не знаю, чем эта дружба была интересна Орлову, но для меня, начинающего поэта, всё было новым и необычным. Это было нечто большее, чем литинститут, это было настоящей школой духовной жизни, где мир образов и эмоций парил над обыденностью и неприметными буднями.
Через его мудрые и добрые подсказки я учился постигать себя. При каждой встрече, а их было достаточно много, я ощущал безумное чувство неловкости и, уходя, всякий раз себе говорил: больше к нему не приду и не буду морочить этому удивительному сказочнику голову и сердце своими графоманскими стихами. Но проходило два, от силы три дня, и меня, как магнитом, тянуло к нему. Я жутко злился на себя, но ничего не мог поделать…
Владимир Орлов был музыкальным человеком, и это отражалось в его стихах, где было много солнца, света, моря и, конечно, музыки, оправданной и ритмически обоснованной. Он был истинным продолжателем традиций Агнии Барто и Самуила Маршака. Помню, разговор как-то зашёл о Самуиле Яковлевиче. Орлов приводил удивительные детали их встреч. Вот только один штрих. Маршак, уже незадолго до смерти, сказал ему: поработайте десять лет на качество, и качество всю жизнь будет работать на вас. Владимир Орлов безукоризненно выполнял эту заповедь в своём творчестве, был требовательным не только к своим ученикам, но прежде всего к себе самому.
Один его предок был кантонистом и служил в царской армии в рекрутах 25 лет. Орлов мне часто об этом рассказывал. Сам он был и моряком, и слесарем, и портным, и журналистом в газете, но генетическая память всё-таки дала о себе знать, и он добровольно пошёл на службу в поэзию, и эта служба длилась не 25 лет, а всю сознательную жизнь.
