Поэты не живут на солнечной стороне. Они вкрадчиво переписывают свою жизнь, за страницей страницу, нервно покусывая губы переживаний, ворвавшихся в ночную явь полунамёком, жестом, потусторонней правдой неба, его изнанкой, где сновидений конница летит по свету и находит когорту разбросанных по миру судеб, чья жизнь — лишь отголосок строк, птиц перелётных, живущих под крылом безмолвной фразы, написанной Творцом.
Творческое воплощение твоих замыслов было настолько грандиозным, что им не хватило места на земле, и они ушли в поднебесье до предназначенного срока, тебя же они забыли на этом грешном из миров, и люди мгновений – был среди них и Гёте – не в силах были увидеть, оценить вершины, которые ты в слове покорил, где не ветшали одежды твоих бессмертных нот, а люди, что люди, они могли увидеть лишь дно своих побед, не настоящих, иллюзорных.
Ты не был одинок в своём безумии безгрешном, беднейшие из облаков с тобой водили дружбу, похожие на голубей, они слетались к твоему порогу, и ты кормил их сновиденьями с руки, и верили они, и знали, что не единым хлебом жив человек.
Не спрашивай, какая протяжённость жизни на земле, никто не даст тебе ответа, когда нас нет, как нет тебя в твоей же жизни, есть только Греция и Диотима.
У одиночества есть привилегия на коронованную боль, на власть над тишиной безлюдной и величественной, здесь можно быть самим собой и знать, что в твоём сердце живёт архипелаг любви, как острова воспоминаний, где так просторно душе твоих надежд.
И наконец, о памятниках, пьедесталах, и никогда о Башне. А башня заточения была, как счастье вертикальное, как ссылка в бессознательное, где жил ты последние десятилетия и пленным ангелам служил, и звал в подручные воображенье, и воздухом свободы никак не мог ты надышаться, пока твой дух неукротимый над вечною Элладою витал.
