Затерявшись на карте событий,
солнца луч указал на мой дом.
По течению плыл, по наитью,
завораживал сон тишины.
Моя память, я твой долгожитель
из неведомой мне стороны.
За углом твоих воспоминаний
неприметный домик в три окна.
В печке пламя прожитых признаний
над поленьями безмолвно ворожит.
Расстоянье, только расстоянье
суждено нам на земле прожить.
Новый год, и райских яблок счастье,
кукольное счастье, но для всех,
и пирог, разрезанный на части,
детский мой неповторимый смех.
Вечное слепое подражанье,
обезьянничает время на плече,
за окном мороз трещит в отчаянии
и вздыхает бабушка во сне.
И не внемля голосу рассудка,
городок тревогою томим,
дикой кошкою луна взирает жутко,
будто не провинция, а Рим,
будто незамеченным и первым
я покину этот сонный край.
До чего же крепкие у нас с тобою нервы,
уезжаю я, а ты меня встречай.
За спиною пыльные дороги,
там других не может быть вообще,
в городской неубранной берлоге
суждено пылиться в нищете.
Как узнать судьбы своей приметы,
ветреного счастья острова.
Если пишешь ты и нет ответа, —
значит, отобрали у тебя права
на любовь, и голос твой, отшельник,
пусть не травит душу и не пьёт,
потому что завтра понедельник,
значит, снова всё наоборот.
Именем твоим воспользуется робкий,
дайте шанс, прошу вас, говорит.
До чего же всё это неловко.
Я и сам сгораю от обид.
КОРОСТЕНЬ
Проездом. На скорости лет. Окраина детства,
провинциальная, как жизнь. Дом, где варварская
плоть ветров терзает душу переулков бессонницей
осенних дней, где ночь не спит, а тихо смотрит,
как звёзды за забором снов мурлычут и, тоскуя, плачут,
и ждут с рассветом росы отравленное молоко. Сад
неизведанный стоит занозой в памяти, заброшенной
и обреченной. Старания все в никуда ведут, уходят,
теряются из виду, как муравьиный след, раздавленный
случайным пешеходом, ротозеем, в котором я узнал себя.