Перевод художественной литературы всегда находится в области пересечения двух плоскостей: языковой и образной, которые объединяет между собой мастерство переводчика. Он в этом процессе привлечен к авторскому мировоззрению и должен воссоздать образы и идеи языковыми средствами своей культурно-лингвистической системы. Здесь перед переводчиком возникает ряд трудностей и проблема решения главного вопроса: существуют ли непереводимые слова, а также поиска путей выхода из ситуации, когда приходится работать с двумя разносистемными языками. Конечно, лексические значения существуют в сознании на уровне опыта, как и способность их воспроизводить средствами других языков. Воспроизведение грамматических и синтаксических структур иногда замыкается в пределах дозволенного внутренней структурой определенной языковой системы.

Перевод произведения Александра Коротко «Лунный мальчик» на итальянский язык сочетает два разных языково-культурных плана, оставляя на первом месте философско-психологическую идейную сердцевину. Особенность заключается в сущности языковых ресурсов итальянского языка, которые только иногда коррелируются с русскими (на языке оригинала произведения «Лунный мальчик») и привлекают переводчика к творческому процессу, поскольку строение итальянских словосочетаний, в которых существительное предшествует прилагательному, наличие в грамматической системе артиклей, которые выполняют смыслообразующую функцию, разветвленная относительная система времен, которые согласуются между собой в соответствии с культурно-коммуникативной ситуацией, особенности образа мышления, которые присущи только носителям итальянского языка и культуры, требуют от трансформатора лавирования между стремлением сохранить авторский стиль и вместе с ним лексические и синтаксические авторские варианты и гармонизировать авторские идеи с пониманием их сущности представителями другой культуры. Конечно, чтобы максимально качественно и незапутанно согласовать два языково-культурных мира, автор перевода должен естественно понимать механизмы функционирования и влияния избранных ресурсов языка перевода на читателя, быть опытным специалистом или носителем языка.

В языке произведения Александра Коротко сочетается стандартное и нестандартное: разговорный стиль с его простыми лексическими и синтаксическими маневрами и эстетические, детализированные сквозь призму внутреннего восприятия оригинальные художественные конструкции. Например, Безмерное воспаленное одиночество вскармливало по ночам призрачные голоса сновидений, обрушивая на них жалкое подобие бреда. Радость новых потрясений варварски вторгалась в затхлое жилище сознания. Память водила указкой по нотной тетради тишины. (Пер. La notte, la solitudine smisurata e sovraeccitata nutriva le voci spettrali dei miei sogni e le annegava in una specie di miserevole delirio. La gioia di nuove vibrazioni irrompeva barbaramente nell’angusta dimora della mia coscienza. La memoria passeggiava con il suo pointer sul pentagramma del silenzio.). Переводчику удалось воспроизвести образную картину, повлияв на синтаксическую конструкцию предложения-перевода и прибегнув к интерпретации словосочетания «воспаленное одиночество» как «la soli tudine… sovraeccitata», почувствовав нужный оттенок предоставленного автором значения.

Немало предложений точно адаптированы к способу мышления, который заложен в ресурсах итальянского языка и приемах их сочетания и использования. Например, «Прозрение наступило очень быстро» (Пер. en presto dunque mi resi conto della situazione.); Ее можно сравнить с американскими горками. (Пер. La si potrebbe paragonare alle montagne russe.); Набрала номер ее телефона и, не давая себе опомниться, выпалила… (Пер. Composi il suo numero e senza concedermi tempo per pensare, dissi in arido monotono…); Что же я только что ляпнула? (Пер. Che cos’avevo detto ?); Я закурила. (Пер. Mi accesi una sigaretta.) и др.

В стиле переводчика заметно благосклонное отношение к антонимичным конструкциям во время воспроизведения италоязычного текста. Например, Такую информацию можно было получить только из двух источников: непосредственно от фирмы путем подкупа соответствующих работников или от спецслужб. (Пер. Non sarebbe stato possibile ottenere queste informazioni che in due modi : o direttamente dalla società stessa, corrompendo il personale competente, o facendo ricorso ai servizi segreti.); По-настоящему он любил только две вещи: большие города и интриги. (Пер. Non amava veramente che due cose: le grandi città e gli intrighi.); Но все эти спады и подъемы носили скорее эмоциональный характер. Все это было глубоко внутри и не касалось материальной стороны жизни. (Пер. Le salite e le discese non erano di natura emotiva. Era uno stato mio, che non aveva alcun rapporto con i problemi concreti); Но это оказалось иллюзией. (Пер. …ma non era che un’illusione.); Наше знакомство с вами за два дня до его смерти – всего лишь чистая случайность. (Пер. Il nostro colloquio due giorni prima della sua morte non fu che pura coincidenza.); У меня было только одно желание — как можно скорее присоединиться к этим пыткам и истязать, безжалостно истязать свое ничтожное тело. Единственное, чего я желала, так это забытья.  (Пер. Non avevo che un desiderio : consegnarmi il più presto possibile a questo supplizio per torturare senza pietà il mio corpo infame. Non desideravo altro che scomparire nell’oblio) и др. Конструкция non + глагол в сочетании с союзом che является типичной эмфатической структурой в итальянском языке. 

«Лунный мальчик» — произведение без имен, герои не названы автором и в этом сокрыто идейное содержание. Языковые ресурсы итальянского языка позволяют в полной мере различать мужской и женский род в соответствии с лицом, являющимся исполнителем действия, и эта типологическая черта метко используется переводчиком. Встречающиеся имена собственные очень выразительны, а их перевод осуществляется в соответствии с устоявшейся традицией, учитывая их интернациональное употребление и международное значение. Например, Да я о моем любимом Данте, о кругах ада. Хотя, говорят, оттуда не возвращаются. Но это не так. Ведь ты вернулась. Вот мы сидим и разговариваем. (Пер. Ma di Dante, che amo tanto, dei cerchi dell’inferno. Si dice che non si faccia ritorno da lì, ma non è vero perché tu sei tornata dall’inferno e noi siamo qui a chiaccherare tranquillamente.); Я не сомневаюсь, что вы читали Томаса Манна. (Пер. Sono sicuro che Lei ha letto Thomas Mann). Отдельную группу составляют библейские имена, весьма красноречивые в своих значениях и интерпретациях, перевод которых осуществляется в соответствии с устоявшейся традицией, а также с использованием транскодирования, как, например, Каждый день он шел на работу, словно на Голгофу. (Пер. Ogni giorno si recava al lavoro come si corre al Golgota); «Не оборачивайся, — сказала я себе, — иначе превратишься в соляной столб». Это и есть Содом и Гоморра. (Пер. «Non voltarti, mi dicevo, per non diventare una statua di sale». Sì, sì, Sodoma e Gomorra); Для них это восхождение было просто увеселительной прогулкой, а для меня оказалось безумным испытанием, полным истощением сил и нервов, чистой Голгофой. (Пер. Per loro era un evento piacevole, mentre per me era una prova folle, che avrebbe comportato lo sfinimento totale e il massacro dei miei nervi, un vero Golgota). Я боролась с собой, словно Яаков с ангелом. (Пер. Lottavo contro me stessa come Giacobbe contro l’Angelo); Передо мной стоял человек, чье одиночество было неимоверных размеров и соотносилось с моим, как Голиаф с Давидом. (Пер. Le nostre solitudini non si misuravano che nelle proporzioni di un Davide (la mia solitudine) contro Golia (la sua); Даже не притчу, а быль об Иосифе и его братьях. (Пер. Non è in realtà una parabola, bensì una storia vera su Giuseppe e sui suoi fratelli). Библейские образы и упоминание о Данте облегчают межкультурное декодирование этого художественного текста.

В переводе прослеживаем аллюзию на «Мастер и Маргарита» Булгакова: Болезнь — властная и капризная царица, она не ждет, когда ее позовут, она приходит сама, со своими поварами, докторами, аптекарями. Твое «я» превращается в жалкое, беззащитное существо, желающее удовлетворить любой ее каприз. вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома легкого…; — тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о саркоме легкого доставила ему удовольствие, — да, саркома, — жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, — и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье − совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи.

Итак, считаем, что перевод «Лунного мальчика» Александра Коротко на итальянский язык — это удачная попытка интерпретации для итальянского читателя постсоветских реалий 90-х годов прошлого века, адаптации особых стилистических маркеров к новому языково-культурному коду.