Жанр поэтических миниатюр Александра Коротко, публикуемых ниже под названием «Тени слов», которое отсылает нас к одному из стихов посмертно изданного сборника Пауля Целана «Ария снега» («высечь / тени слов, собрать саженями их / вокруг скобы / в воронке»), нелегко определить, поскольку эти чрезвычайно лаконичные строки, иногда состоящие лишь из нескольких слов, находятся как бы между жанрами. Их прототипы довольно редко встречаются в литературе и имеют нечетко определенные подвижные границы. Прежде всего здесь стоило бы назвать такие литературные формы, как афоризм, апофегма, фрагмент, максима, сентенция, поэтическая миниатюра, моностих (моноверс) и т. д. Большинство этих кратких литературных форм исторически обусловлены, они пережили период своего расцвета в предыдущие эпохи и почти исчезли сегодня из литературного обихода. Кроме того, они нередко отличаются достаточно отличительными содержательными целями и структурными закономерностями. Так, например, фрагмент понимают как неполное или незавершенное произведение, а со времен немецкого романтизма также как сознательно избранную литературную форму, влияние которой заключается в ее умышленной незавершенности или неоконченности (в период раннего романтизма здесь можно вспомнить такие произведения, как «Люсинда» Фридриха Шлегеля, «Генрих фон Офтердинген» Новалиса, «Сторожевые короны» Ахима фон Арнима). Но и от моностиха — стихотворения, состоящего из одной-единственной строки, однако демонстрирующего завершенную семантическую, синтаксическую и метрическую структуру, эти тексты существенно отличаются. Моностихи утвердились на рубеже 19–20 веков прежде всего в русской и французской лирике. Показательными примерами здесь могут служить моностихи Валерия Брюсова «О закрой свои бледные ноги» (1894) или Гийома Аполлинера «E l’unique cordeau des trompettes marines» («И одинокий звук единой струны») из его сборника «Алкоголи» (1914). Так же и жанр миниатюры, первоначально появившийся в изобразительном искусстве, где он имел иллюстративную функцию в средневековых рукописных книгах, и только позже утвердился в литературе как поэтическая миниатюра, можно рассматривать в этой связи, особенно в современном смысле, как содержательно и структурно завершенный минималистский текст, которому присуща художественная целостность.
Публикуемые ниже лапидарные тексты А. Коротко ближайшие к понятию афоризма — литературного жанра, представляющего собой «предельно сжатую, остроумную, острословную формулировку определенной мысли, суждения, определенной жизненной мудрости», как его определяет немецкий «Литературный лексикон Метцлера», и использующего такие стилистические средства, как антитеза, гипербола, эмфаза, параллелизм, апосиопеза, хиазм и т. д.
Афоризмы встречаются уже в античной литературе (Гиппократ, Марк Аврелий, Цицерон, Юлий Цезарь, Овидий), особенного расцвета они достигают в эпоху позднего Возрождения в творчестве Френсиса Бэкона, Эразма Роттердамского, Монтеня, у французских моралистов 17 в. Ларошфуко и Лабрюйера, французского мыслителя Блеза Паскаля, испанского теоретика барокко Бальтазара Грасиана. В 18 в. к ним прибегали Вовенарг и Шамфор, в Германии — Лихтенберг, среди романтиков — Шлегель и Новалис, затем Гейне, Шопенгауэр, в 20 в. — Ницше, Альфред Керр, Карл Краус, Петер Альтенберг и другие. Своих поклонников этот жанр имел и в славянском культурном мире, так, например, в русской литературе широко известны афоризмы Козьмы Пруткова или Михаила Светлова, выдающимся афористом в польской литературе считается Станислав Ежи Лец («Myśli nieuczesane»). В Украине в новейшее время в юмористически-саркастических афоризмах иногда упражнялись наш гениальный переводчик Николай Лукаш («Шпикачки») и известный поэт Моисей Фишбейн («Аферизмы»). В целом афоризмы, известные также как «крылатые слова», родственны народным пословицам и поговоркам, однако имеют уже не фольклорное, а индивидуальное происхождение, поэтому их иногда называют «поговорками для интеллектуалов». Они основаны на подчеркнутой субъективности и должны обычно поражать или ошеломлять читателя парадоксальностью изречения.
Можно было бы решиться на попытку классификации и разделить эти духовные вспышки поэтической фантазии А. Коротко по риторическим средствам или тематическим доминантам. Большинство из них построены по принципу парадокса или антитезы, однако среди них есть и такие, в которых эти риторические фигуры выражены особенно четко. На первый взгляд, парадоксы представляют собой алогичные, порой даже лишенные смысла утверждения, которые сначала требуют критической ревизии известных фактов или событий, но оказываются «высшей правдой».
Например, библейская история об Адаме и Еве общеизвестна во всех своих подробностях с древнейших времен, однако выражение А. Коротко «Адам и Ева никогда не любили друг друга» смущает нас и заставляет еще раз задуматься и с удивлением констатировать тот факт, что у первых людей, собственно, никогда речь не шла о любви как об эмоциональном, страстном человеческом чувстве.
Одну из важных тематических групп образуют в этих сентенциях философские афоризмы: «Пять континентов чувств — вот и весь земной шар человека», «Жизнь без знаков препинания», «Три точки надолго, а точка навсегда», «Гостем незваным жить на земле», «У времени свой часовщик» и т. д. В этих шпрухах также есть скрытые парадоксы, причем они философски окрашены и приглашают читателя к более глубокому осмыслению экзистенциальных проблем.
Среди сентенций А. Коротко встречаются и имеющие ярко выраженный политический характер и понятные только в контексте истории или советской действительности, которая канула в Лету, однако еще жива в сознании многих наших сограждан: «Страх — мой ангел-хранитель», «Доброе сердце стукача», «За всеми не уследишь, а хочется», «Забирали через одного, у всех подряд», «Полжесвидетельствуйте, пожалуйста!», «Наше дело правое — мы угодим». По этим предложениям легко угадываются пресловутые политические фразы и клише советских времен, которые здесь очудниваются и саркастически пародируются. Некоторые афоризмы этой группы гротескно намекают на эксплицитный или латентный антисемитизм в Российской империи или, впоследствии, в Советском Союзе: «Доброжелательный погром», «Гуманный антисемитизм», «Существуют такие отчества, сам понимаешь». Восприятие таких афоризмов зависит от способности реципиента вызывать в своей памяти трагические события не слишком отдаленной истории: удручающую атмосферу парализующего страха, охоты на т. н. врагов народа, печально известные показательные процессы 1930-х годов, Голодомор в Украине, жестокие антисемитские эксцессы (борьба с космополитизмом, «дело врачей» и т. п.).
Однако самую большую по объему группу этих коротких текстов образуют афоризмы, которые наполнены богатой метафорикой и действительно яркими поэтическими миниатюрами. Они укоренены в чистой лирической субстанции и благодаря своему лаконизму еще больше умножают свою образную силу. Такие афоризмы поражают нас даром наблюдательности автора, его способностью совмещать довольно отдаленные, глубоко скрытые связи объективной действительности в новых констелляциях: «Улитки скрипичный ключ», «Тоннель — пенал с карандашами автомобилей», «Павлиний хвост радуги», «Золотые рыбки звезд в аквариуме ночи», «Парус надул щеки», «Туманов дойные коровы», «Иероглифы ноября», «Почтовые голуби снов» и другие. Такие строчки не оставляют сомнения: здесь работает настоящий лирик.
Поэтические миниатюры А. Коротко отличаются, как и большинство образцов афористики, своей суггестивной силой, они аккумулируют свою суггестию из собственной лаконичности, потому как за немногочисленными словами этих коротких текстов лежат целые пласты недосказанного, что читатель потом дополняет благодаря своему знанию. Поэтому выразительная сила этих поэтических строк всегда больше суммы семантических значений отдельных слов, которые их образуют. К этому приобщается еще и то обстоятельство, что они предлагаются здесь в трехязыковом варианте. Но у каждого языка есть свои собственные выразительные ресурсы, свои коннотативные потенциалы, поэтому в разных языковых регистрах возникают дополнительные смысловые и стилевые нюансы. Все это обогащает палитру восприятия поэтических миниатюр А. Коротко и делает постижение их глубинных смыслов настоящим эстетическим удовольствием.