Здравствуйте, мои дорогие! Пишу вам неразборчивым почерком своих сомнений на краю тишины, где время пожелтевшими листьями спускается к морю, единственному и беззащитному началу моей любви к пустоте. Я бросаю плоскую, как горизонт, гальку, и она уже не скользит по бездушной глади, а тонет в немом обмороке одиночества. Вот и я, брошенный в море, иду ко дну, – нет, я парю, и этот полёт в зелёную темноту озаряет мою душу светом.
* * *
Отчаянные волны, улыбок гневный строй идёт на берег сонный в надежде на постой.
И брызги волн картечью, свинцовый дождь горяч, тяжёлых туч предтеча, и гордых чаек плач.
В неугомонном мире то тех, то этих бьют, и слышится в эфире, как ангелы поют.
* * *
Море – с волны на волну прыжок, это не горе, когда месяц трубит в рожок, а чайки, школьницы в фартуках белых, отличниц линию гнут и воздух крыльями месят – новую вольницу курортников спелых. Присвистнув, маяк, циклоп одноглазый, зубоскалит и знак подаёт, похожий на фразы, сбитые томагавком якоря влёт.
* * *
На обглоданной корме рыбами ветров и морем ты не думай обо мне в гавани своих историй.
Звёзд небесный каравай, безрассудства поселенья пеленают сердца рай ненадолго, на мгновенья.
Так и плыл бы в море лета по просторам твоих глаз, блики, чешуя рассвета, чаек гордый парафраз.
Время – хищная акула, вскормлены страстей огни, осень лето обманула, и галопом скачут дни.
ЧАЙКИ
Победные выси, банкует маяк, портовые мысли разносит моряк.
Чайки на пирсе – приставы страсти, нельзя им без писем, поклонникам власти.
Средь белых минут под пальмами ветра чайки клюют дни красного лета.
Рябиной горит, догорает закат, а чайка парит над прихотью дат.
* * *
На второй день после шторма обессилевшие волны, словно караван верблюдов в пустыне, покачиваясь в такт затихающему ветру, несут на берег равнодушное признание горизонта. Любопытные чайки и босоногие дети стоят на паперти одинокого пляжа и выпрашивают подаяние у моря. К вечеру лунный свет, разглаживая морщины на лице засыпающего зверя, протаптывает себе узкую тропинку, ведущую за горизонт.
* * *
Я видел берег обречённый, с ума сошедший задолго до меня, до моего прихода к морю, стелившему постель бездомным вечерам. Я море не люблю за добрый нрав, за послушанье, за вечное пристрастие к мечтам. В нём тонут корабли, везущие людей, уставших жить в своей судьбе. Скучнее моря только скука давно осиротевших чаек. Что может быть назойливей их крика, просящего маяк ослепнуть и подвигом своим закрыть сентиментальную историю фигуры флегматичной, восковой, напоминающей осколки Греции античной? Кто думает, что можно долго жить у моря, – лукавит и ждёт, когда представятся и случай и момент забыть желание своё.
* * *
Заговорила синь подполья рыб, безмолвия, проросшего корнями до тишины седин, где точат топоры ветра сценическими днями.
На море бунт, нет места для утех, и для вина нет места, и для хлеба, над морем власть имеет только грех, раскаявшийся и прощённый небом.
* * *
Волны, вывихнув шею маяку, ликуют и бегут на берег ноздря в ноздрю, подгоняемые дрессировщиком ветром, а я смотрю, как маяк указательным пальцем тычет в лоб ночного неба, так что искры из глаз, хлебом его не корми, дай покуражиться в звёздный час.
ЯБЛОЧКО
Семейные дела, слова вприсядку, и шьёт дождей игла воспоминаний грядку, где ожиданий ряд и перебор с друзьями, а люди говорят – пора бежать дворами, прикуривать от звёзд на летнем взморье и знать, что сон-матрос заснул в ночном дозоре, в бушлате вздорном ветра, в тельняшке волн и пены, а моря километры заката рушат стены, и крепостное право, что временем зовётся, под белым флагом славы на милость дня сдаётся.
* * *
В ногу со временем, без замыслов гордых и горя, через просторы небес Чёрного страстного моря ветер приносит на юг, что за околицей фронта, гор отрешённых испуг в красные сны горизонта.
* * *
Море лишено вымысла. Море – самое земное из всех земных чудес. У него тяжёлое дыхание. Море – апофеоз одиночества. Сердце моря напоминает большую медузу. Как постичь его просторы и закоулки, потаённую боль? Единственное облако на небе в летний зной похоже на его душу. Море беззащитно и всегда на виду. Море качает горизонт в гамаке своих ладоней. В его глубинах теплится жизнь, чувственная и возвышенная, близорукая и застенчивая, как сама мысль, парящая над просторами морского дна. Солёная правда моря живёт в лунных августовских бликах осеннего листопада.
* * *
Волна встревожена дыханьем ветра, морские стёкла вдребезги – пора, и замки на песке, непрошеное ретро, висят у вечности на волоске с утра.
Томится лень у кромки губ, молчание, до сентября уже короче расстояние, а осень ждёт, когда придёт отчаянье и день запорошит листвы восстание.