Бывает так раз в двести, реже в сто лет, когда не поэт пишет о любви, о природе, а любовь, природа говорит голосом поэта. Можно защитить себя, обезопасить от интервенции любимых глаз, ветра, солнца, если твой дар ничтожно мал в сравнении с этими явлениями, а если он равен им или больше их, тогда в мир наших чувств вторгается бушующий океан страстей с цунами эмоций, с безбрежным счастьем, с полнолунием восторга, с колокольным звоном дождя на асфальте, и стоит нам только прикоснуться к этому чуду, как созвучие необъяснимых букв превращается в необъяснимое имя Борис, и слышно, как входит Пастернак без стука в наши сердца на века:
И, как с небес добывший крови сокол,
Спускалось сердце на руку к тебе.
Его давно нет с нами. Не так. Нет его плоти, а что плоть — жалкая оболочка, ветхая одежонка, из праха в прах, а душа-то его не прозябает, а живёт и поныне в каждом слове, в шеренгах строк, идущих сквозь наши жизни в будущие поколения. И мы видим, как поэт клавиши стаи кормит с руки.
Что может быть интимнее поэзии? Только слово Творца. И это слово даровано пророкам и поэтам. И в забытьи, в лихорадке неземных предчувствий, они несут в своих стихах непознанную жизнь, но прожитую ими в иных мирах, где нам лишь предстоит случиться. Так его сердцу кладётся любовью знобящая новость миров в изголовье.
Хотел спросить у Пастернака, ну как ему средь нас живётся, но не спрошу, боюсь услышать правду.