Author's website Alexander Korotko

Alexander Korotko, who has published more than two dozen books, writes poems, essays, poetic philosophical treatises, plays and prose works. Beginning in the mid-80s, from their first publication in “Literaturnaya Gazeta” (Literary Newspaper), Korotko has been known as the author of aphoristic miniatures – satirically-ironic single-lines. However, Alexander Shimonovich’s outstanding gift is poetry.

Almost 20 years ago, Pavlo Zagrebelny wrote a visionary comment on his literary brother: “These verses help us to live not in the pettiness and bustle of everyday life, but in that enormous loneliness where we remain people in the highest sense of the word. Not the mocking roar of rockets, not the heavy tread of soldier’s boots at state parades, not the tedious rants of political leaders from the podium at state events, but the blessed silence of the iconostasis, synagogues and human loneliness. Silence fills these verses, like a divine drink. «И прорастут слова в сознании моем молчанием твоим…»

 

Miniatures

* * *
Жизнь была недостойной, но приятной.

* * *
С радостью, конечно, не повезло.

* * *
Всюду, где только можно, нельзя.

* * *
Дождетесь и получите.

* * *
Зачем терпеть, если можно привыкнуть? 

* * *
Руки прочь от изобилия!

* * *
Не волнуйся, тебя есть кому подставить.

* * *
Хорошо, что дошло, и хорошо, что не понял.

 
* * *
Требовал каждому по его потребностям не давать.

* * *
Долго так продолжаться не может, хотя будет.

 
* * *
Бывало и похуже лучше.

* * *
Гол сокол, а как хорош!

 
* * *
Неужели мы такие, как все, только хуже?

 
* * *
Часто не думай — не поможет.

* * *
Иди подальше, а стой поближе.

* * *
Не перебивай, и так нечего сказать.

 
* * *
С первого взгляда надоел.

 
* * *
Убеждал последними словами.

 

Дворняжка Клава

Земли поскрипывает карусель,

телега, что-то в этом роде,

слезливой осени артель

ворчит, и мы с тобой уходим.
Чья это тень без поводка?
Похожа на дворняжку Клаву.
Два шага к луже, два глотка,

ведь лужа — лучшая оправа.
Сквозь стекла нежные ее

ты видишь тучи-исполины.
Какое хрупкое житье,

когда все создано из глины.
Лежит дорога бездыханно,

босая, как земная жизнь,

так тихо, одиноко, странно,

ночных видений витражи

колышутся дорожкой лунной

над бездной прожитых морей,

и ветра жалобные струны

перебирают четки дней.

 
Игрок

—    Скажи, когда ты себя обнаружил?
—    Не помню, наверно, вчера.
А раньше я был натружен

добычею, словно пчела.
—    Скажи, ты вернуться хочешь?
—    Куда? — Ну, в свое вчера.
—    Смешно говоришь, а впрочем,

воспоминания — тоже игра
в прятки с прошлым, дело простое —
беги, покуда глядят глаза.
Есть чувство, не помню, похоже, шестое,
когда из колоды рвешь в прикуп туза.

Начни заводиться — и все ты спустишь,

почувствуешь дно и поймешь, кто твой враг.

Знаешь, все игры — от дури и грусти.

Притормози, оглянись и реши, что и как.

 
* * *
Зима ветрами вспахана,

унылый, бедный лед,

ни бирюзы, ни яхонта,

сомнений горький мед.

Филателистам брошенным

март рассылает сны,

под марками хорошими —

сияние весны.

 

* * *

Воспоминаний дикий сад,

прислушайся, пока не поздно.
Уже не рай, еще не ад,

и умоляет дождь нас слезно

вернуться в тесноту ночей

озябшей памятью ладоней,

и от любви, уже ничьей,

жизнь кажется нам посторонней,

фрагментом, росчерком бровей,

дорогой прожитых событий,

где свет погасших фонарей –

судьбы приемной долгожитель.

 
* * *
Все забывается и округляет время,

беззаботны круглые бока,

и лысеющего неба темя

прикрывают сладкой пеной облака.

Расстояния ветра берут в кавычки,

в теплые ладони бездны роковой,

шар земной ползет улиткой по привычке

в сторону любви с протянутой рукой.

* * *
Солнце от радости не сбежит,

солнце бесстрастно, лениво и праздно,

солнце свободой своей дорожит

и музыкальной огненной фразой.

Солнце — оркестр струнных лучей

над муравьиной жизнью отважной,

солнце у неба сидит на плече

птицей вальяжной.

* * *
Согласья нет на рубеже

весенне-зимних светотеней,

не март, а сердце в кураже

горит неистовым смятеньем.

Зима, как Троя, час пришел,

любовь, воспетая Гомером,

восходит солнцем, неба шелк

прощается с рассветом серым.

 

* * *
Затанцуй, и мы тебя увидим

в оркестровой яме туч,

музыканты на тебя в обиде,

солнечный неукротимый луч.

Ближе к небу, к рампе света,

на излете огненного па,

в зале жизни от судьбы до лета

ждет неугомонная толпа.

* * *
Как будто жизнь еще продлится,

как будто все еще в начале,

но маски сняли наши лица

на постаревшем карнавале.

Луна не больше единицы,

и ночь вьет гнезда под глазами,

и улетает черной птицей

за предрассветными дарами.

* * *

Глаза цыганили пространство,

по бездорожью пустоты

загадочных признаний братство

сжигало подо мной мосты.

Горели будни на страницах

и возвращались прозой к нам,

и дождь, похожий на корицу,

шептал заветное устам.

* * *
День серой правдой озабочен,

раздавлен нервною стопой

хлопот, замкнувших круг порочный

так, словно нимб над головой

не загорается, а гаснет лучиной,

пойманной звездой,

чужой, загадочной, неясной,

как свет от рыбки золотой.

* * *
Надрывно, в снах и наяву,

я обретаю дней гражданство,

напоминаю я сову,

уставшую от постоянства

раскрытых обнаженных глаз,

стоп-кадр — и пляшет фотоснимок

над жизнью безымянных фраз

застывшею луной без грима.

 
* * *
Так хорошо, так быть не может.
Мы корчим памятные рожи

и запускаем руки в сны

задорной, ветреной весны.

Бисквитный воздух, сладкоежки,

день щелкает дождей орешки,

и радуга бровей небес

наводит панику на лес,

и муравьиное застолье

в натруженном идет подполье,

жизнь торжествует, Вавилон

вторгается со всех сторон

междоусобицей стрекоз,

роса смеется эхом слез,

того гляди — и лето грянет

и бабочку врасплох застанет.

* * *
Мы заезжее солнце встречали

в разноцветном тумане цыган,

кочевые набеги печали

за чертою оседлости стран

разбивали свой табор веселый

под ухабистой плетью невзгод,

и пленительная маттиола

нам гадала на картах в тот год.