* * *
Здравствуйте, мои дорогие!
Пишу вам неразборчивым почерком своих сомнений
на краю тишины, где время пожелтевшими листьями
спускается к морю, единственному и беззащитному
началу моей любви к пустоте.
Я бросаю плоскую, как горизонт, гальку, и она
уже не скользит по бездушной глади, а тонет
в немом обмороке одиночества.
Вот и я, брошенный в море, иду ко дну, – нет,
я парю, и этот полёт в зелёную темноту озаряет
мою душу светом.
* * *
Отчаянные волны,
улыбок гневный строй
идёт на берег сонный
в надежде на постой.
И брызги волн картечью,
свинцовый дождь горяч,
тяжёлых туч предтеча,
и гордых чаек плач.
В неугомонном мире
то тех, то этих бьют,
и слышится в эфире,
как ангелы поют.
* * *
Море –
с волны на волну
прыжок,
это не горе,
когда месяц
трубит в рожок,
а чайки, школьницы
в фартуках белых,
отличниц линию гнут
и воздух крыльями месят –
новую вольницу
курортников спелых.
Присвистнув, маяк,
циклоп одноглазый,
зубоскалит и знак
подаёт,
похожий на фразы,
сбитые томагавком якоря
влёт.
* * *
На обглоданной корме
рыбами ветров и морем
ты не думай обо мне
в гавани своих историй.
Звёзд небесный каравай,
безрассудства поселенья
пеленают сердца рай
ненадолго, на мгновенья.
Так и плыл бы в море лета
по просторам твоих глаз,
блики, чешуя рассвета,
чаек гордый парафраз.
Время – хищная акула,
вскормлены страстей огни,
осень лето обманула,
и галопом скачут дни.
ЧАЙКИ
Победные выси,
банкует маяк,
портовые мысли
разносит моряк.
Чайки на пирсе –
приставы страсти,
нельзя им без писем,
поклонникам власти.
Средь белых минут
под пальмами ветра
чайки клюют
дни красного лета.
Рябиной горит,
догорает закат,
а чайка парит
над прихотью дат.
* * *
На второй день после шторма
обессилевшие волны, словно караван
верблюдов в пустыне, покачиваясь
в такт затихающему ветру, несут на берег
равнодушное признание горизонта.
Любопытные чайки и босоногие дети
стоят на паперти одинокого пляжа
и выпрашивают подаяние у моря.
К вечеру лунный свет, разглаживая
морщины на лице засыпающего зверя,
протаптывает себе узкую тропинку,
ведущую за горизонт.
* * *
Я видел берег обречённый, с ума
сошедший задолго до меня, до моего
прихода к морю, стелившему постель
бездомным вечерам.
Я море не люблю за добрый нрав,
за послушанье, за вечное пристрастие
к мечтам. В нём тонут корабли, везущие
людей, уставших жить в своей судьбе.
Скучнее моря только скука давно
осиротевших чаек. Что может быть
назойливей их крика, просящего маяк
ослепнуть и подвигом своим закрыть
сентиментальную историю фигуры
флегматичной, восковой, напоминающей
осколки Греции античной?
Кто думает, что можно долго жить у моря, –
лукавит и ждёт, когда представятся и случай
и момент забыть желание своё.
* * *
Заговорила синь подполья рыб,
безмолвия, проросшего корнями
до тишины седин, где точат топоры
ветра сценическими днями.
На море бунт, нет места для утех,
и для вина нет места, и для хлеба,
над морем власть имеет только грех,
раскаявшийся и прощённый небом.
* * *
Волны,
вывихнув шею
маяку,
ликуют
и бегут на берег
ноздря в ноздрю,
подгоняемые
дрессировщиком
ветром,
а я смотрю,
как маяк
указательным
пальцем
тычет в лоб
ночного неба,
так что искры
из глаз,
хлебом
его не корми,
дай покуражиться
в звёздный час.
ЯБЛОЧКО
Семейные дела,
слова вприсядку,
и шьёт дождей игла
воспоминаний грядку,
где ожиданий ряд
и перебор с друзьями,
а люди говорят –
пора бежать дворами,
прикуривать от звёзд
на летнем взморье
и знать, что сон-матрос
заснул в ночном дозоре,
в бушлате вздорном ветра,
в тельняшке волн и пены,
а моря километры
заката рушат стены,
и крепостное право,
что временем зовётся,
под белым флагом славы
на милость дня сдаётся.
* * *
В ногу со временем, без
замыслов гордых и горя,
через просторы небес
Чёрного страстного моря
ветер приносит на юг,
что за околицей фронта,
гор отрешённых испуг
в красные сны горизонта.
* * *
Море лишено вымысла. Море – самое земное
из всех земных чудес. У него тяжёлое дыхание.
Море – апофеоз одиночества. Сердце моря
напоминает большую медузу. Как постичь
его просторы и закоулки, потаённую боль?
Единственное облако на небе в летний зной
похоже на его душу. Море беззащитно и
всегда на виду. Море качает горизонт
в гамаке своих ладоней. В его глубинах
теплится жизнь, чувственная и возвышенная,
близорукая и застенчивая, как сама мысль,
парящая над просторами морского дна.
Солёная правда моря живёт в лунных
августовских бликах осеннего листопада.
* * *
Волна встревожена дыханьем ветра,
морские стёкла вдребезги – пора,
и замки на песке, непрошеное ретро,
висят у вечности на волоске с утра.
Томится лень у кромки губ, молчание,
до сентября уже короче расстояние,
а осень ждёт, когда придёт отчаянье
и день запорошит листвы восстание.