Александр Коротко:
«Искать читателя не надо…»
– Александр Шимонович, как вы вообще относитесь к публичному чтению ваших стихов иными исполнителями?
– Других исполнителей по существу и не было. Киевляне, правда, видели поэтическую композицию, созданную народным артистом Украины Алексеем Кужельным. Она несколько надуманно строилась как лирический диалог юноши-поэта и девушки – его музы. Франковцы – Алексей Богданович и Татьяна Олексенко – работали искренне, но, откровенно говоря, меня глубоко разочаровало постановочное решение, и мне бы не хотелось к нему возвращаться. А вот с Юрским, как выразился сам актер, – «случилось». В идеале же, что касается творчества, все абсолютно просто – поэзию должен читать сам автор. Всё остальное имеет приблизительный характер и соотносится как подлинник и копия. Хотя иное чтение выглядит точнее, чем перевод с другого языка, где, по мнению Иосифа Бродского, даже при удаче сохраняется лишь семьдесят процентов первоисточника. Я и в это мало верю.
Что же касается Сергея Юрского – он потрясающий актер, масштабная личность, и у меня нет разочарования. Если уж говорить совершенно откровенно – при первом прослушивании компакт-диска он меня жутко раздражал, но потом чтецкий замысел стал ближе, привлекая всё больше. И действительно, там сложилась удивительная комбинация: Рахманинов, исполнение пианиста Рацера, Юрского, и надо объективно сказать, что многие стихи ему, безусловно, удались. Его прочтение неоднозначно, неровно, ведь для того чтоб погрузиться в мир художника, надо идти вместе с ним, что вряд ли в принципе достижимо. Возможно, правда, улавливание на интуитивном, эмоциональном и философском уровнях, и подобное, к счастью, имеет место в данной работе. По истечении времени она меня по-хорошему удивляет, и за этот продукт, я имею в виду речевое исполнение, – не стыдно.
– В России стихи читают: Михаил Ножкин, Александр Лазарев, Геннадий Бортников, Михаил Козаков, Сергей Юрский, Владимир Рецептер. Кого из чтецов выделяете вы?
– Михаил Ножкин – очень симпатичный графоман. Он, помнится, сравнивал поэзию с какой-то частью тела. Козаков прошел большой путь, хотя, на мой взгляд, остался манерным. Я бы выделил, конечно, гениального Смоктуновского с его Пушкиным, а на сегодняшнем пространстве – Юрского, свидетельство чему – его прочтение Иосифа Бродского, потрясающее чтение раннего Маяковского, Мандельштама и работа, о которой мы говорим сегодня.
– Но проблема посредничества между поэтом и публикой ведь реальна…
– Мне вспоминается встреча с Юрским в Москве, пока единственная наша встреча. Он спросил: «А для кого вы пишете?» Меня настолько поразил вопрос – своей открытостью, беззащитностью, наивностью, что я, откровенно говоря, не знал, что и ответить. Дело в том, что главная задача художника и, на мой взгляд, единственная его задача – не искать своего читателя. И не думать о читателе. Находит – читатель. Потому что чтение как процесс – вещь абсолютно творческая, и те, кто потребляет серьезные художественные ценности, совершают огромную, огромную работу, сумасшедший труд над собой. Аналогия упрощенная, но точная – нельзя выйти на гигантов профессионального бокса, не пройдя рейтинговые поединки. Это грубо, но верно. И, кстати, Юрский про адресность всё хорошо понимает. Ведь драматург, когда пишет, априори знает, что это предназначено для исполнения, для сцены. А поэт пишет по-иному. Я сейчас работаю над пьесой о Ван Гоге, и вижу в ней актера Сергея Юрского. Вижу взъерошенные волосы, рыжую голову Ван Гога, и это совсем другая творческая коллизия.
– Чем ценен Юрский в проекте «Вдоль тишины»?
– Он подошел к работе как очень зрелый человек и сделал две вещи. Поражают – простота изложения и сумасшедшая внутренняя концентрация. Юрский здесь решил главную задачу, ему удалось выразить основное качество большой поэзии – отстраненность. Вначале он еще борется с самим собой, со своими навыками, но на определенном этапе все получается. Ему удалось избежать приукрашенности, пафоса, и самое главное, красивости: в прочтении, изложении, интонациях.
– Вы не упомянули еще об одном опыте в связи с вашей поэзией. Существует ведь спектакль Киевского театра на Подоле «Квартал небожителей»…
– Да, режиссер Виталий Малахов меня по-доброму поразил. Хотя я не считаю это поэтическим прочтением и остаюсь верным своему убеждению: поэзия – это глубоко интимная вещь, ее надо не слушать, а читать (кроме авторского чтения, где соединяются образ и поэт, что само по себе очень интересно). А у Малахова интересное режиссерское решение, и я вышел со спектакля ошеломленный. Для меня это было откровением.
Кстати, 17 мая этот спектакль будет показан на сцене Национального драматического театра имени Ивана Франко, мы с нетерпением ждем своих зрителей и надеемся на волнующий театральный вечер.
Крылатое выражение «Ехать в Москву за песнями» получило недавное лестное продолжение – «… а за стихами – в Киев». Именно в нашем городе живет поэт Александр Коротко, на чьи стихи московская фирма «Книгочей-аудио» записала компакт-диск «Вдоль тишины». Исполнитель – блестящий интерпретатор многих выдающихся мастеров, народный артист России Сергей Юрьевич Юрский. Это незаурядное событие не только для Украины, и сегодня мы знакомим наших читателей с этой работой, предлагая два экспресс-интервью с создателями проекта.
Сергей Юрский:
«А поэт он редкостный…»
Это не было коммерческим проектом, я в подобных вещах вообще никогда участия не принимаю. А возник он вследствие двух обстоятельств. Московская фирма «Книгочий» возобновила на Руси замечательную, на мой взгляд, традицию выпуска речевых и, в частности, поэтических пластинок. Я записал у них Владимира Маяковского, Осипа Мандельштама и вот теперь – Александра Коротко. С его стихами я познакомился года два назад в Киеве, во время гастролей моей антрепризы, хотя с самим Коротко я тогда не встречался.
Его поэзия заинтересовала сразу, но как ее решать, я не очень себе представлял. Ведь я лицедей, мне нужны положения, события, характеры, а тут ничего привычного не было. Я также никак не мог себе объяснить – откуда это взялось? Повторюсь – я не знал Коротко, у нас была всего одна встреча, уже перед записью диска. И я спросил только одно: не было ли у него в жизни некоего трагического события, какого-то резкого слома, определившего его поэзию. Александр ответил, что нет, не было. То есть источник там иной. Потом я долго работал над его стихами, пока не сложился замысел программы. Я не стану его объяснять. Скажу только, что монтаж композиции принадлежит мне, и создан он в надежде на то, что тайнопись Коротко все-таки прояснится.
А поэт он редкостный. От его стихов возникает ощущение философской спонтанности. В письме – лёгок, хотя пишет о вещах отнюдь не очевидных.
Должен сказать, что эта линия в современной русской поэзии очень сильна. Поэты этого направления, и поэты мощные, есть и здесь, в Израиле, где я сейчас нахожусь. Но Коротко, безусловно, лучший из всех. Поэтому я его и выделил, и записал. Мне очень захотелось, чтобы эти стихи почувствовали себя в произнесении.
Мне совсем недавно передали сюда готовый диск, но я нахожусь в медицинском учреждении, и тут негде его прослушать. Но я, конечно, послушаю его обязательно. Хочу только добавить, что для этой серии музыкальное оформление продумывает и создает пианист-виртуоз Дмитрий Рацер. Обычно он музыку подбирает, а тут, услышав стихи, решил исполнить её самолично и записал для диска несколько изумительных прелюдий и этюд-картин Сергея Рахманинова. И по прошествии некоторого времени я могу уверенно сказать, что стихи Коротко такое соседство выдерживают.
В общении Александр не менее самобытен. Цепкое внимание к собеседнику, глубина, реактивность, осознание своей цены – все это бросается в глаза при самой мимолетной встрече. Но прежде всего он привлекает внимание как мыслитель, оригинальный творец. Коротко – поэт высокой ноты. И я рад, что эта работа у меня с Александром случилась.
(По телефону из Тель-Авива)