* * *
Суматохи, тепла и обид, всякого прочего хлама, ты уж
прости, накопилось немало, и если сойтись суждено нам
на старости лет, это не драма, а деноминация личных
побед и потерь. Ты оглянись на прожитой жизни пейзаж –
пустота. Разве бывает? – ты спросишь. Бывает, пустыня
ведь тоже была молода. А опыт? – ты скажешь. Что
опыт – отравленной печени желчь. Роковая ошибка не
в том, что уже позади, а полгода последние, помнишь,
полгода? Ах да, я забыл, мы не знали друг друга. Так вот,
я безудержно пил. Не пугайся, со мною такое бывало, но
я выходил, что-то было внутри, оно тлело и не угасало.
Как ты сказала? – энергия жизни, и… а, кто-то хранил, ты
считаешь, вполне может быть, но я не об этом. Смотри,
этот желтый трамвай, что зубами вцепился в свою колею
мертвой хваткой, бежит, если б кто-то сказал мне, зачем.
Не пугайся, тупик – это тоже начало. Не смотри так,
хочешь, дружок, вина немного налью? Проходи, будь как
дома, не стой на пороге и не удивляйся, пройдет. Куда ты?
Как жаль. Все так хорошо начиналось.
* * *
Go on, forgive the misunderstandings, warmth and hurts
and all the other baggage we’ve hoarded, and if in old age
we are fated to get together, then this is not a drama
but the currency of personal triumphs and losses. Look round
at the landscape of life you’ve lived – it’s empty. ‘Can this really
happen?’ You will ask. It can, even the desert was once young.
‘And experience?’ you’ll say. What is experience –
the bile of a poisoned liver? The fateful mistake
is not in what’s already in the past, but in the last half years,
remember the half years? Oh yes, I’d forgotten, we did not know
each other. That was when my drinking was out of control.
Don’t be scared – it just happened to me. But I came out of it,
there was something inside, it glimmered and did not go out.
How did you put it? The energy of life and… Someone kept it,
you think that’s likely, maybe, but I’m not talking about that.
Look, this yellow tram, that’s sunk its teeth into its track with
a dead grip, will race if someone would say to me why?
Don’t be scared. The blind alley is also a beginning. Friend,
don’t look like that. Shall I pour you some wine?
Come in. Relax, don’t stand gawking on the doorstep.
It’ll pass. Where are you going? That’s a pity.
Everything started so well.
* * *
Извлекая корень квадратный
из стаи перелетных птиц, воображение находит тебя
в полупустом кафе захолустного городка Европы.
В твоих зрачках отражаются смирение и покой
умирающей осени. Нет, ты не прикрыл веки.
Это сумерки. В этот час память, словно Золушка,
собирает по крупицам воспоминания.
Напротив сидит пожилой француз и постукивает
сиротливыми пальцами по столу. «Барокко».
Так возникает выпуклое непонимание
происходящего.
* * *
Extracting the quadratic root
from the flock of migratory birds, imagination finds you
in a half empty café of a remote little European town.
Your pupils reflect the humility and peace
of the dying autumn. No, you’ve not shut your eyelids.
It’s twilight. At this hour memory, like Cinderella,
gathers the crumbs of memories.
An elderly Frenchman is sitting opposite and drums
his orphaned fingers on the table. ‘Baroque’.
Thus there arises the dominant misunderstanding
of what’s going on.
* * *
Ты еще научишься любить этот путь, не пройденный тобою,
ты еще научишься не жить под твоей единственной звездою,
отлученный от своей судьбы, ты увидишь край безбрежных
сосен, эту ссылку под названьем рай, брошенных надежд
испуганную осень. На престоле собственных сомнений ночь
в зените – царский трон тоски. На колени, почему вы всё еще
стоите, прочь с дороги, уберите тени, дайте мне за горизонт
событий незаметным странником уйти.
* * *
You will still learn to like this way, which you have not gone down,
you will still learn not to live under your one and only star.
Separated from your fate, you will see the expanse of pines,
this exile named heaven, the scared autumn of abandoned hopes.
On the altar of its own doubts the night is in the zenith –
the royal throne of anguish. Why are you still on
your knees? Get away from the road, take the shadows
away, allow me to go away, an unnoticed
wanderer, beyond the horizon of events.
«Мне уготована великая будущность, и я воспринял это в себе окончательно и радикально…»
Александр Аксинин, 1974 год
Александр Аксинин, уникальный график и выдающийся художник, родился в 1949 году во Львове, погиб в 1985-м. Был женат на Энгелине Бураковской, талантливой пианистке и художнице, тоже безвременно ушедшей из жизни. Рисовал с детства. После окончания Львовского полиграфического института по специальности «Графика, художественное оформление и иллюстрация книги» работал художественным редактором в издательстве, художником-конструктором в проектном бюро, служил в армии, а с 1977 года занимался только собственным творчеством. При жизни было десять персональных выставок – во Львове, Таллинне, Лодзи, Варшаве и других городах; дважды награждался почетной медалью на Международных выставках «Малые формы графики» (Лодзь, 1979, 1985).
Творческое наследие Аксинина составляют около 350 офортов, более 130 акварелей, более 50 работ в технике тушь-перо и смешанной технике, несколько живописных работ и монотипий. Более 500 произведений за десятилетие работы. В архивах художника – вербально-визуальный дневник: 27 увесистых томов с ежедневными записями и рисунками с 1965 по 1985 годы. Конспекты и отклики на прочитанные книги: классическая философия от Платона до Мишеля Фуко, труды по философии творчества, эстетике, психологии, истории искусств и художественная литература от классики до постмодернизма. Судя по записям в дневниках, он не просто читал, размышлял и рефлексировал, но, прежде всего, искал созвучия и «со-видения» собственным мыслям и идеям, последовательно выстраивая свою философскую и эстетическую систему, и выражал ее на собственном визуальном языке. В дневниках Аксинина обнаружено более 200 проработанных для офортов эскизов и большое число рисунков-идей, которых хватило бы на многие годы творческой деятельности.
В 1974 году он сделал первый офорт, и с тех пор техника офорта стала для него основной формой творческого самовыражения. Александра Аксинина называют «львовским Дюрером», – настолько техника его офорта виртуозна. В работах Александра Аксинина получили визуальную интерпретацию многие литераторы и их произведения: Босх в офортной серии «Босхиана» и Свифт «Королевство абсурдов Дж. Свифта», Николай Гоголь (графический символ «Птицы-тройки»), Александр Пушкин (офорт и акварель «Золотой петушок»), Велемир Хлебников (офорт-стихотворение «Люблю»), У. Фолкнер (офорт «Фолкнериана»), Федор Достоевский (офорт «In memoriam Достоевский» и акварель «Беседы с Федором Михайловичем»), Ф. Кафка и многие другие. Одна из первых серий – 8 офортов к книге Л. Кэрролла «Алиса в Стране Чудес».
Жизнь Александра Аксинина трагически оборвалась в 35 лет в авиакатастрофе.