Михаил Назаренко
(публикуется в сокращении)
В наше излишне политизированное время тотально-телесериального оглупления масс и однообразно-форматного шоу-бизнеса многих изумляет, раздражает и даже возмущает то, что еще не вымерли люди духовные. Более того, они еще что-то там сочиняют и взывают к высокому: мол, кому это сегодня нужно? Кто купит их возвышенные творения?
Киевский поэт Александр Коротко — один из тех, в ком еще не погасла искорка поэзии. Автор 14 книг, член русского ПЕН-клуба. Его поэзию, переведенную на английский, французский, иврит, греческий, украинский, хорватский и другие языки, Андрей Вознесенский назвал импрессионистской.
И вот у Александра Коротко вышла книжная серия под общим названием «Транскрипция мысли». Сюда входят удивительно разноплановые и разножанровые вещи: книга миниатюр «От А до Яфигизмов», томик лирики «Молчаливые песни» с прилагаемым диском песен в исполнении Александра Малинина, Филиппа Киркорова, Иосифа Кобзона, Тамары Гвердцители, Таисии Повалий… Продолжает серию сборник философской поэзии «Я не жил на земле» в комплекте с диском стихов в исполнении Сергея Юрского под музыку Рахманинова. И в завершение — драматическая поэма на библейскую тему «Авраам и Исаак», сюжет которой выстроен в строгом соответствии с текстом Торы, а уникальное иерусалимское издание оформлено Ителлой Мастбаум по мотивам декоративных миниатюр в рукописных и первопечатных еврейских книгах.
В предисловии к поэме Авраам Абиш Шор, известный в мире каббалист, пишет о том, что она «как никакое другое произведение, полна сыновней любви и тоски по праотцам нашим». А Виталий Коротич, предваряя «Молчаливые песни», говорит о «вневременности» стихов Александра Коротко: «Их можно было читать сто лет назад и — уверен — интересно будет перечитывать в будущем. Но в то же время его стихи причастны нашему времени, когда каждому приходится отыскивать свои адреса в мироздании».
Неискушенному читателю, возможно, стихи Коротко с первого прочтения покажутся архисложными, но обязательно найдется строчка, фраза, словесная формула, которая зацепит, затронет, взволнует душу.
– Саша, открываю сборник «От А до Яфигизмов» и читаю: «Мы получили все, что не хотели», «Служение народу продолжалось недолго», «Земля не рожала, земля дорожала». И это написал человек, который всегда утверждал, что абсолютно далек от политики…
– Так оно и есть. Но я пребываю внутри происходящего, проживаю его, и оно меня, конечно, не может не волновать. Наши мозги вывихнуты политикой, и хотелось бы этот вывих вправить. Мы живем в эпоху великого разочарования. И если политики грызутся, значит, и люди конфликтуют — зеркальное отражение.
Все происходит в этом мире, как ты понимаешь, не случайно. Это великие подсказки свыше, подталкивающие к прозрению. В глубинах народа произрастает большое страдание, выход из которого — только путь наверх, к свету, к доброте. Должно прийти искупление, раскаяние.
– «Народ дурить никогда не поздно», «Если народ и полюбит кого-то, то ненадолго». Это о ком-то конкретно?
– Нет. Тут как бы общие мои наблюдения. В творчестве очень важно аффективное воспоминание, переживание. Потому что если ты просто фотографируешь жизнь, это не имеет художественного смысла. Пушкин, прослушав несколько глав поэмы «Мертвые души», воскликнул: «Боже, как грустна наша Россия!». Гоголь удивился: «Это ж мой вымысел, карикатура. А получилась душевная правда».
– Что ты подразумевал, когда писал: «Нас ждет шизофренический ветер перемен», «Неприятный запах перемен»?
– Просто я рассматриваю это как процесс, который настолько затянулся, что подпадает под клинический диагноз «вялотекущей шизофрении». Я, кстати, продолжаю создавать «однострочники», примеры которых ты привел.
– Почему они тебя так увлекли?
– Сейчас время очень динамично. Люди не хотят смотреть умные фильмы, читать толстые книги, ходить в театр — все вытесняет интернет. Это скорости, которые я не приветствую, — знаю, что поэтов надо читать медленно. Поэтому «однострочники» — это как отражение происходящего процесса. После выхода книги «От А до Яфигизмов» написано уже более трех тысяч фраз.
– Одно слово разве может быть поэзией?
– На самом-то деле человек, особенно поэт, произносит слова не так, как нам представляется. Он находится внутри слова и оттуда, из этого кокона, говорит. А это значит, что каждое слово (особенно два), когда все построено на сумасшедшей диалектике столкновений, на парадоксах, может быть поэтичным. Это — как выстрел! Как выдох!
Из сборника «Я не жил на земле»:
КИЕВ
Бесноватое время. Посланники счастья незатейливой правдой вторгаются
в жизнь политически сытой, полунищей и полубогатой отчизны, отлученной
от здравого смысла, от основ бытия. Сколько надо ещё пережить войн,
погромов и голодоморов. Нескончаемый хор изможденных, убитых,
униженных исторической страстью невзгод над страной в зазеркалье небес
молчаливые песни поет. Для кого? Неужели дано их услышать?
Чуткий слух — это сердца тревога, неотступная память эпох, это боль,
что живет у родного порога и которую мы не пускаем в свой дом.
– Ты называешь свою книгу «Я не жил на земле». Если б ты был только поэтом, это было бы оправданно…
– А я сегодня занимаюсь лишь творчеством. Понимаешь, любой художник, как правило, наивен. И в этой наивности — великая сокровенная правда духовного бытия.
Иногда мне кажется, что земная жизнь — миг настолько короткий, что его даже зафиксировать, как норму, трудно. А порой я думаю, что это сон. Что не было у меня никакой взрослой жизни. Что я не уезжал в большой город Одессу. Не переезжал потом в Крым, а оттуда — в Киев.
Проснусь — и буду опять в детстве. В Коростене, где я родился, в родном домике. И снова услышу, как трещат поленья в печке, как мурлычет кот, который лежит у меня в ногах и греет их под одеялом. И придет добрая-добрая бабушка…
И когда я говорю, что «не жил на Земле», то подразумеваю то, что живу в духовном мире, познаю не только бытие, но прежде всего — небытие.
– «Гостем незваным жить на земле». Опять же творческая личность это поймет, а бригадир на стройке обалдеет: «Каким таким гостем?»…
– О! Я часто над этим думаю. Чем выше поэзия, чем больше поэт призван Всевышним, тем меньше его понимают, и как только он идет к людям в Охотный ряд, сразу получает кулаком в морду. Или сапогом под зад.
Поэт очень озабочен и расстроен, что его не читают. Но это правильно. Потому что его место — в тишине, в одиночестве. В созерцании, в самосозерцании. Он должен проживать совершенно иную жизнь, прежде всего духовного порядка. Это требует огромной работы сердца, души, на которую обычно многие не готовы. Легче смотреть «Смехопанораму» или какой-нибудь сериал. Слушать попсу «з ранку до ночi».
У поэта огненная душа. Он призван, по выражению Пушкина, «глаголом жечь сердца людей». А что касается бригадира, то я знаю бомжей, которые обладают свободой духа. Они говорят: «У меня выбор такой».
– А по поводу «прекращенья биенья сердец» что скажешь?
– Очень тоскливо и безнадежно жить только в материальном мире, если нет этой сумасшедшей энергии под названием «духовная жизнь». Неизбежно опустошение. Поэт Ходасевич, живя во Франции, последние два года не писал. Он сокрушался: «Я иссох».
– Причина?
– Может, увяз материально. Неправильно двигался с духовной точки зрения. Лев Толстой перед смертью тоже не случайно взял посох.
Из сборника «Молчаливые песни»:
Уходящих следов предсказания,
многоточия миражи,
до свидания, до свидания,
я не вас, я себя пережил.
Мы еще не пришли, значит, мы не уходим,
на окраине ночи, в захолустье души,
постигая себя, я кричу что есть мочи
в самом центре вселенской глуши.
– Признайся, хотелось бы вкусить земной славы?
– Нет, абсолютно. Это путь в никуда. Мечтал вкусить славы Пушкин. А когда вкусил, сказал: «Куда я шел? К чему стремился?». Там нет ничего, сплошной обман. И это не кокетство. Чем больше ты будешь светиться, тем меньше напишешь правильного. А ведь твои же произведения тебя создают и тебя же меняют. Ты видел хоть одну строчку из «Я не жил на Земле», исполненную какого-то пафоса? Слово, если оно не выстрадано, тебя к позорному столбу так припечатает! Я не читаю со сцены, мне не аплодируют, не несут цветов. А понесут, что это прибавит?
– «Чужая слава, как ботинки не по размеру, сильно жмет». Что это?
– Зависть! Когда человек не находит себя, он не проживает своей жизни. Был такой выдающийся раввин Зуся. Уже умирая, он говорил своим ученикам: «Когда поднимусь на небо, меня не спросят: «Почему ты не был Моисеем? Меня спросят: «Почему ты не был Зусей?». Каждый из нас, приходя в эту жизнь, несет уникальную, единственную, неповторимую миссию. И это счастье.
– Приходилось тебе быть не самим собой?
– Много раз в жизни. Это самый страшный конфликт. Я глубоко убежден, что если ты не живешь в ладу со своей совестью, тебя рано или поздно затягивают силы зла. Что такое выбор? Он один — между добром и злом. И то, и другое создал Господь. Он сотворил зло, чтобы, преодолевая его, ты стал добрее. Кто-то из мудрецов сказал: «Если я буду выбирать между умным и добрым, я выберу доброго». В основе лежит только доброта, все остальное — вторично, третично.
Б-г просто посадил нас за парты и сказал: «Ребята, я вам дал Заповеди, выполняйте их. И я поставлю вам пятерку, переведу в следующий класс». Оказывается, трудно выполнять. Ходасевич как-то сказал: «Что такое 10 Заповедей? Тьфу-тьфу — прочитал за одну минуту. А когда начинаешь выполнять — жизни не хватает».
Ты вступаешь в конфликт с самим собой, потом — с окружающим миром. Вопрос счастья — вопрос сбалансированности внутреннего состояния. Архимед говорил: «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир». Эта точка найдена, она есть! Если хочешь перевернуть мир и изменить его к лучшему, измени себя.
– Одиночество — сквозная тема твоих творений. Оно бывает невыносимым?
– Это тест на твою духовную самодостаточность. Если твоя жизнь наполнена, тебе никогда не будет одному скучно и невыносимо. Наоборот!
Когда ты наедине разговариваешь с самим собой, душа, как колодец, наполняется чистой водой, которая все время отстаивается и никуда не уходит. А это — диалог, исповедь. С этого начинается день, этим и заканчивается. Надо обязательно посмотреть, что ты сделал за день. Потерял ли хоть одну минуту? Какие эти минуты? Из чего они складываются?
Многие вещи, к которым я пришел, настолько просты и очевидны, что даже непонятно, почему люди этого не видят. Поэтому — только одиночество! Только в глубинной тишине рано или поздно тебе открывается нечто… Важна концентрация твоего внутреннего внимания.
– А тебя не огорчало, что «не умели друзья, не хотели враги жить со мной по соседству»?
– Конечно, не хотели. Идет конфликт.
– Что их отторгало от тебя?
– Несовпадение, несовместимость, разные мироощущения. На мой взгляд, это закономерно. Важно, как выйти из такого состояния, не усугублять. Не приближаться, если видишь какую-то агрессивную среду.
– Как много друзей ты потерял?
– Я потерял моего друга Аркадия Демиденко, ему посвящена поэма «Венеция». Бог забрал Инну Пушкарь — композитора, с которым я работал.
– «Простить другим возможно все, но жить от этого не легче». Тяжело прощать?
– Прощать надо. Только через прощение можно быть в ладу с собой. Но не всегда справляешься: берешь на себя такую ответственность, но эту боль несешь в себе. Вот в чем дело.
Из сборника «Я не жил на земле»:
Несолоно хлебавши, уставший от забот,
я словно воин павший и пущенный в расход.
Лежу я бездыханно под небом тишины
и вижу, как ни странно, друзей смешные сны,
где всё перемешалось — обиды и мечты,
и жизнь, такая малость, царица пустоты,
с присущей ей иронией несёт в своих ладонях
потусторонний мир, где в мышеловке счастья
лежит вороний сыр.
– «Душа участвует в игре, названия которой нет», «до конца не узнать самой тайны сюжета». Но есть же книги, создатели которых додумываются до небесных тайн, до смысла бытия и небытия. Каббалисты, например…
– О, как нечетко! Каббала — тайное учение, где очень много закодированной информации. Нашими мудрецами прописано, что ее нельзя изучать одному: можно пойти по неправильному пути. Каббалу советуют изучать только с определенного возраста. В иудаизме есть книги, которые можно читать лишь после 50 лет. Говорят, что певица Мадонна взялась за изучение Каббалы. Это даже не цинично и не смешно, это что-то непотребное, попахивает дешевкой.
Неподготовленным в это учение зайти невозможно. Потому что главное в вере не знание, а сама вера. Что произошло с Адамом и Евой? Они, вкусив от Древа познания добра и зла, променяли счастье на знание. А так жили бы вечно. Поэтому знание — очень опасная штука. Если люди поэзию не понимают, что уж говорить о каких-то мистических, эзотерических вещах?
– «Незнание, — как ты написал, — веселит сердце»…
– Совершенно верно! То есть я на многие вопросы для себя и для тех, кому это нравится, ответил.
– А знание что с человеком делает?
– Уже сказано: «Умножающий знание умножает печаль». А самое страшное то, что страшнее печали, — скука. Это категорически противопоказано человеку верующему и духовному.
– Ты для себя уяснил, что происходит на Земле? В чем замысел Творца? Скажи простыми словами…
– В притчах Соломона сказано, что человеку надо делать только две вещи — испытывать страх перед Господом Б-гом и соблюдать Заповеди. Вот и весь человек. Господь задумал этот мир. Есть много миров, но они все духовные. И только наш мир — низший, материальный. Душа на небе «дурака валяет», ничего не делает. Вот Господь и отправляет ее в командировку на землю, поселяет в нашем теле, чтобы она трудилась и старалась изменить мир к лучшему.
Б-г хочет изменить человека, чтобы можно было преобразовать этот мир и перейти к вечной жизни.
– А человек противится…
– Потому что сползает в материальное, в страсти, в животные инстинкты, хочет жить только плотской жизнью. И в конце пути обнаруживает, что все это была суета сует и тщетная ловля ветра. Главное он пропустил. Не та программа была запущена. Ну хорошо, можно иметь 10 самолетов, 10 машин. А что с ними делать? Туда же ничего не возьмешь! Точно так же, как мы кормим и одеваем тело, надо постоянно кормить и одевать душу…
– Что тебя вдохновило на написание поэмы «Авраам и Исаак»? Поэма на эту тему есть и у лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского…
– Меня вдохновляли только Тора, Пятикнижие Моисея, Ветхий Завет. Бродского я тоже читал. На мой взгляд, это некоторое отступление от Торы. Высказываю только свое суждение, не трогая праха Бродского, к которому я отношусь с большим пиететом.
Считаю, что Нобелевскую премию он получил заслуженно. В отличие от меня, который ее не получил. Для меня она уже не является целью. Это так, шутка была — когда-то, дурак, ляпнул, да? Творчество — не спорт. Но сказал — и сказал.
Возвращаюсь к своей поэме. Первое — почему я решил перевести ее на иврит. Я очень люблю Иосифа Агнона, он — гениальный писатель, лауреат Нобелевской премии. Кстати, родился в городке Бучач, ныне Тернопольской области. Так что у нас, оказывается, есть свой Нобелевский лауреат.
Встречается как-то он с другим писателем — будущим лауреатом Нобелевской премии Солом Беллоу, американцем еврейского происхождения. Спрашивает его: «Тебя перевели на иврит?». — «Я переведен на 40 языков мира!». — «А на иврит?». — «Нет». — «Иди, и пусть тебя переведут. То все пропадет, а это останется»…
Я об этом почитал и тоже решил пойти, чтобы меня перевели на иврит. Первый перевод был Хавы Корзаковой. Когда он попал на редактирование к профессору Иерусалимского университета Игалю Гамеиру, тот сказал: «Так с Господом Б-гом не разговаривают». И вместе с женой Раей, поэтом, они создали новую редакцию. Переводили десятистраничный текст три года.
Почему я взялся за эту тему? Хотел пройти так называемый путь жертвоприношения, когда Б-г, желая испытать праведника Авраама, велел ему принести единственного сына своего Исаака во всесожжение.
Меня мучили сомнения, когда я писал. Как же так? Если он такой высокодуховный человек, имеет прямую связь с Б-гом, слышит Его голос, почему бы ему не выполнить то, о чем Он просит? В чем тут подвиг?
Оказывается, когда Господь Б-г посылает такое испытание, ты падаешь со всех вершин, со всех ступенек духовной жизни — и надо начинать все сначала. Это меня потрясло. Авраам испытание прошел, и Б-г благословил его.
– Интересное объяснение…
– Авраам верит Б-гу больше, чем себе. Он убежден в том, что Б-г лучше нас знает, что нам делать. И даже когда Б-жьи цели непонятны, замыслы непостижимы, — все равн
о необходимо подчиниться.
– «Воробьиные советы, того гляди, сведут с ума». А что говорили тебе мудрые люди, с которыми ты встречался?
– Однажды мой друг — главный раввин Киева и Украины Яков Блайх привез меня к своему духовному руководителю, который живет под Иерусалимом. Это была суббота, шаббат. Декабрь, жуткий холод. Шел дождь. Пять тысяч человек сразу молились под открытым небом. Потрясающее ощущение!
За мной из Тель-Авива приезжает жена с нашими друзьями, с которыми мы дружим 30 лет. Уже заканчивается шаббат. А ребе со мной беседует. Я тороплюсь. Он говорит: «Куда ты торопишься?». — «На концерт в филармонию, Кисин будет играть, мировой пианист». Он воскликнул: «Какой Кисин?! Кто такой Кисин против веры?! Мы говорим о главном, а он спешит к Кисину». И потом каждый раз при встрече вспоминал этот эпизод.
Из сборника «Я не жил на земле»:
Нежные улицы, сны наизусть,
пьяные ветры, как псы дворовые,
дом ностальгии заброшен и пуст,
прелюбодействуют звезды нагие.
Улей растраченных слов на снегу,
словно скворечник в эпоху погромов,
и слышно, как вера кричит – не могу! –
голосом грома.
– «Ночь твоих глаз неповторима»… Почему у тебя так мало любовной лирики?
– Это жизнь не напоказ. Мне лично нравится: «Чернее черного чернила на черный лист ночей легло чистописание чудес. Ты рядом в снах моих служила, ты их сильней меня любила, не надо мной, над ними ты черным вороном кружила, и ворожила, ворожила…». Камерная вещь, посвященная жене Люде.
– «Не каждый доживает до смерти своей», «Не спеши уходить раньше времени, все равно опоздаешь», «Улицы все ведут на кладбище»… Сколько бы ты еще хотел пожить?
– Все в руках Господа Б-га. Не касаюсь этой темы — тайна. Надо каждую минуту просить о прощении, каяться, потому что не знаешь, чем эта минута для тебя закончится. О смерти нужно думать всегда. И ничего тут страшного нет. Это просто переход в другое качественное состояние. Ты, конечно, можешь просить, чтобы Б-г даровал тебе долгую жизнь. Но если Моисей просил дать ему дойти до Земли обетованной, а Б-г ему не продлил жизни, что ж просить нам, смертным?
– Ты себя называешь «Патриархом невозвратного долга»…
– Мы все, пока живы, должны. Очень много должны! Не всегда успеваем возвратить. Уходят люди. Не успеваем подарить улыбку, доброе слово, счастье.
– И последнее: «Продавец своего же участья»…
– Як кажуть в Українi, «сам на сам». Я не только являюсь актером в этой жизни, но одновременно и зрителем. Сам смотрю на себя, как я играю. Принимаю участие в спектакле под названием «День», «Раздражение», «Восторг»…
У меня нет популярности, почитателей, фанов. Меня не ловят поклонники. Никто в Киеве практически меня не знает. Но вот ты позвонил и сказал искренне: «Саша, я почитал, и меня это удивило». Так вот, меня это несказанно радует: у меня есть уже Миша. Есть Максим. Есть женщина, которую я в глаза не видел. Есть другие… Я счастливый человек.