Авторський сайт Олександра Коротка

Публікуємо свіжу добірку віршів чудового поета Олександра Коротка.

 

МАЙДАН

1.

А люди шли, расправив плечи.
Как боль души в народе заглушить?
Кому-то надо быть предтечей,
вплетая в жизнь связующую нить

добра и го́лоса надежды,
и обожжённой веры на крови.
Так будет, и так было прежде,
таков закон несломленной любви.

Не люди просят о защите,
а город заклинает пощадить,
но слышится с высот – идите! – 
свободы дух нельзя остановить.

Качнётся маятник победы
над ёлкой новогоднею страны,
и растревоженные беды
уйдут, как прожитые сны.

2.

Мы начинаем жить в начале жизни,
по утомлённым улицам ходить,
мы остаёмся в памяти отчизны
желаньем верить и мечту любить.

Мы просим мира, и добра, и счастья,
соседей просим нам не помогать,
с таким пренебрежительным участьем
нам суждено безропотно страдать.

Вы тоже обретёте силу духа,
свободы небо над землёй одно,
ну разве нам нужна в душе разруха,
я думаю, мы в этом заодно. 

Тревожный город снова станет домом,
знакомым, нежным, тихим и родным,
без варваров, без их ночных погромов,
когда уйдёт сомнений чёрный дым. 

Простим, оставим злобные забавы,
согреем словом воинство зимы, 
перевернём страницу горькой славы
и побеждённых выведем из тьмы.

3.

Не уживаются добро и зло,
минувший день и настоящий,
и если тьме коварной повезло,
идите и будите спящих.

Поверьте, выйдет боль из берегов,
разбудит непокорным стоном,
потом ударит громом облаков,
небесным колокольным звоном.

Волна коснётся сёл и городов
неистовою вольной силой.
Над прахом сброшенных оков
душа поднимет грех на вилы.

 

 

МЕЖДУ АДОМ И РАЕМ

Я узнал по плечам державы,
по походке победных лет,
по морщинам дорог кровавых
о судьбе негодующих бед,
о бесславных истории пятнах,
о могилах не братских войны,
об усталости необъятной
нераскаявшейся вины.


* * *

Небо стране подавало дождями,
осень в шинели пугала листву.
Жизнь на параде рядом с вождями,
Красная площадь и Кремль наяву.
Спит под ногами музейная редкость –
Ленин уставший, людей череда.
И если ты бросил на память монетку,
не верь, что ты снова вернешься сюда.
А над отчизною строятся души,
на перекличку вышли, постой,
не сосчитать их, ты лучше послушай
курантов кровавых испуганный бой.
Серый на сером. Неужто так будет,
коварное время стучится в висок.
Люди как люди, все позабудут.
Тучи тревоги идут на восток.


НА РУИНАХ

Над вечернею памятью ночь.
Ждет потопа семейство Ноаха*.
Время в ступе напрасно толочь
на руинах империи страха.

Был приказ во все горло кричать петухам,
оглашая тридцатые в серых мундирах,
и на зоне не спал по ночам вертухай,
ублажая приезжих на новых квартирах.

Беспризорная жизнь малолеток
уходила под лед, но голодные сны
находили под елкой конфеты
с горстью щедрой орехов лесных.
Полстраны в лагерях, полстраны на допросах,
как на льду, по стеклу муха счастья ползет.
Власть рабочих, крестьян и немного матросов,
и охапка дождя, вот, пожалуй, и все.

* Ноах (иврит) – Ной, построивший ковчег.


С ПРИБЫТИЕМ

Теплый хлеб, как младенца, за пазуху спрятав,
мы несли по мозолистым будням земли.
Трехрублевая смерть стала нашей зарплатой,
когда нас по ошибке с тобой замели.
А на зоне рассвет, как бумажная рана солдата,
то ли был, то ли не был, никак не пойму.
К черту сны, и красавца комбата
не спасут, пока долбим кромешную тьму.
За Сибирью Сибирь, нет надежды на чудо,
по колено в болоте, по колено в тоске.
И почтовая марка, как донос тишины ниоткуда,
возвратилась из бездны и плывет по холодной реке.
Возвращаться и грустно, и больно, и стыдно.
По этапу идут пересыльные мысли невзгод.
Затонувшая жизнь, безымянная Атлантида,
где живет отлученный от страха народ.

ПОД ЗНАМЕНЕМ

Мы стали выше тех времен,
где коммунальных судеб счастье
лелеяло баланды сон
в полуиспуганном ненастье.
Мы стали выше тех знамен,
что были символом штрафбата,
и мы стеснялись похорон
не нужного стране солдата.
Мы стали выше тех имен,
что уезжали из России
под птичий гам, в любви сезон,
когда дожди тоску косили.
Мы стали выше нацменьшинств,
их брали теплыми в постелях.
И мы спускались с тех вершин,
что нас признать не захотели.

БЕСЫ

Отчетливее с каждым годом год воспоминаний
и потерь. И страх не спит, и точной копией тоски 
стоят не скалы, а видения кошмаров, и дверь 
НКВД скрипит, и дождь гостеприимный стучит 
по черепичным крышам так, что разрываются
виски татар гонимых, и нелюдимые ветра в 
затылок дышат, и топот бешеных сапог здесь
каждый житель ночью слышит.


* * *

Лишь предстоит устам произнести: 
«Из праха в прах». 
Куда ведут твои пути, бесплодная отчизна? 
Страшнее страха только страх. 
Лети, холодная душа, и подсмотри, 
как ангел пишет главы для фашизма.

НА ВАЛААМ

 

«Обрубки» війни

Наприкінці 40-х років на вулицях було багато фронтовиків-інвалідів — з понівеченими обличчями, сліпі, без рук, ніг, але з орденами і медалями на грудях. Ті, чиї каліцтва були особливо важкими, пересувалися на саморобних інвалідних візках. Інваліди співали у вагонах, на вокзалах, ринках та в інших місцях скупчення народу, жебракували, пили… У 1949 році, перед святкуванням 70-річного ювілею Сталіна, постановили примусово відправити скалічених фронтовиків, воїнів-переможців армії Жукова, в найглухіші та найнедоступніші місця країни, найчастіше в закинуті монастирі, щоб інваліди не псували своїм каліцтвом квітучі міста соціалістичної вітчизни. Їх зібрали за одну ніч спеціальні наряди міліції та держбезпеки — повантажили в теплушки і вивезли в «будинки-інтернати закритого типу з особливим режимом». Один з таких інтернатів розташовувався на острові Валаам (північна частина Ладозького озера), у колишніх монастирських будівлях. Про жахливі подробиці життя мешканців цієї поствоєнної резервації залишилося не так багато свідчень, але вони існують, хоч би як намагалися приховати «сумлінні» історики й публіцисти факти безпрецедентного злочину радянської влади щодо її ж захисників. На Валаамі, за різними джерелами, утримували до тисячі понівечених фронтовиків, які існували на мізерну допомогу, для яких акт «турботи й милосердя» перетворився на табірне пекло. Тих, у кого не було ні рук, ні ніг, називали сталінськими «самоварами», підвішували на цілий день на гілки дерев у кошиках або сітках. Іноді їх забували зняти… Померлих героїв ховали, як злочинців — безіменними, під табличкою з порядковим номером.